Важнейшим фактором, который послужил предлогом для вступления России в войну против Турции, стал вопрос защиты южных славян и других православных подданных султана. Еще Екатерина II выступала покровительницей православных, что давало ей поддержку греков и славян на суше и на море во время средиземноморских походов. В ходе русско-турецких войн России удалось частично освободить из-под османского ига Молдавию, Валахию, Сербию, Черногорию, независимость получила Греция. Но еще оставались под турецким национальным и экономическим гнетом Болгария и другие балканские народы. Турция всячески мешала их экономическому развитию, не говоря уже о действиях на политической арене и подавлении национального самосознания.
В душах порабощенных народов зрели искры возмущения. Именно в 70-е годы они вспыхнули и превратились в пламя. Нет сомнения, что Россия сочувственно смотрела на попытки братьев-славян освободиться. Однако правительство считало, что страна еще не готова к новой войне. Балканский кризис начался летом 1875 года с восстания в турецких провинциях. В июне восстала Герцеговина, за ней последовала Босния. Местное христианское население было возмущено притеснением турецких сборщиков податей. С учетом злоупотреблений у крестьян забирали до 40 процентов урожая. Когда турецкие войска пробовали подавить бунт христиан, мужчины вооружились и ушли в горы, развязав партизанскую войну. Мирное население (старики, женщины, дети) бежали от резни в Черногорию и Далмацию. Восставшие получали помощь от черногорцев, сербов и даже от частных лиц России. Повстанцы были готовы сложить оружие только в том случае, если великие державы гарантируют проведение реформ и охрану населения. Порта отвергла эти требования.
Восстание продолжалось и даже разрасталось. Жители Боснии хотели присоединения к Сербии, жители Герцеговины тяготели к Черногории. Оказалось, что 13—14 тысяч боснийских повстанцев способны бороться с 35-тысячным турецким войском. Вслед за боснийцами восстание начали христиане Болгарии. Еще в сентябре 1875 Стефан Стамболов прибыл в Стару Загору с небольшой группой соратников и попытался поднять народ на борьбу за независимость, но не встретил поддержки, и неподготовленное восстание было разгромлено. Наученные горьким опытом, руководители Болгарского революционного центрального комитета во главе с Христо Ботевым начали подготовку акции в самой Болгарии. Выступление наметили на 11 мая 1876 года. Так как турецкая охранка узнала о намерениях болгарских патриотов, восстание начали раньше срока, 20 апреля. По совету английского посла в Константинополе Г. Эллиота турки решительно подавили вспыхнувшие в нескольких городах протесты. При помощи поселенных в стране черкесов и иррегулярной конницы из местного мусульманского населения удалось потопить восстание в крови. Число жертв достигало 30 тысяч. Христо Ботев, собрав в Румынии отряд патриотов, захватил австрийский пароход «Радецкий», прибыл на нем в Болгарию, но погиб в бою, а его отряд распался. Болгары не смогли своими силами организовать восстание, поскольку их возможности были невелики. Христианскому населению турки запрещали иметь оружие. Голыми руками, с помощью небольшого числа доставленных из-за границы ружей, воевать с хорошо организованной турецкой армией оказалось невозможно. Болгарским патриотам оставалось надеяться на помощь России, в которой немало людей стремились оказать помощь братьям по крови и вере. Уже летом 1875 года Южно-российский союз рабочих на собрании в Одессе решил направить добровольцев в Герцеговину; на собранные 3 тысячи рублей были закуплены хлеб и оружие. Легально сбором средств для повстанцев Боснии и Герцеговины занимались славянские комитеты по всей России; только Московский славянский комитет к концу года собрал более 100 тысяч рублей. После кровавого подавления восстания в Болгарии общественность России выразила возмущение. Энтузиазм вызвало вступление в войну против Турции в июне 1876 года Сербии и Черногории. Широкие массы демонстрировали свою солидарность с патриотами не только словами, но и делами. В помощь славянским народам было собрано до 4 миллионов рублей. За границу помогать сербам отправлялись революционеры и просто добровольцы. Немало офицеров подавали прошения об отпуске для поступления на службу в сербскую армию. Общественность начала возмущаться бездействием правительства, и Александру II пришлось разрешить временную отставку офицеров для службы за границей. Славянские комитеты набирали добровольцев, обеспечивая их средствами на дорогу. Сотни офицеров, врачи и медсестры выехали в Сербию. Летом 1876 года славянские комитеты стали отправлять в Сербию крестьян и формировать в некоторых городах народные дружины. Обеспокоенное ростом общественного движения правительство Александра 11 было вынуждено ограничить деятельность славянских комитетов, запретить народные дружины и манифестации при отправлении добровольцев. Однако подъем антитурецких настроений в обществе оставался высоким. Даже в высших придворных кругах существовала группа сторонников войны с Турцией. В этой «партии действия» состояли наследник престола Александр Александрович, его наставник К.П. Победоносцев, великий князь Константин Николаевич и императрица Мария Александровна. Они считали, что императору следовало возглавить движение за освобождение славян, чтобы не утратить авторитет царской фамилии в стране с растущим революционным движением и укрепить единение с народом. За войну выступали и различного рода панслависты, считавшие необходимым для России действовать на Балканах решительно. В частности, глава славянофилов И.С. Аксаков, выступая летом 1876 года в Москве, заявил: «Братья наши в Турции должны быть освобождены; сама Турция должна прекратить существование. Россия имеет право занять Константинополь, так как свобода проливов для нее — вопрос жизненной важности». Однако реальные возможности для осуществления этих грандиозных планов оказывались невелики. Россия как государство, еще не полностью оправилась после неудач Крымской войны 1853—856 годов, была вынуждена отказаться от прямой помощи восставшим, и для попыток решить балканский кризис миром потребовалось привлечь другие страны. По предложению России 30 декабря 1875 года министр иностранных дел Австро-Венгрии Д. Андраши направил главам крупных европейских держав ноту, в которой предлагал с помощью скромных административных мер для Боснии и Герцеговины прекратить восстание. Державы стали добиваться от Турции необходимых преобразований. В феврале 1876 года султан Абдул-Азиз и его русофильский кабинет согласились с этими требованиями. Однако мирное разрешение восточного кризиса по русскому сценарию не устраивало определенные круги в Англии, которые хотели вновь ослабить Российскую империю и исключить ее серьезное влияние на европейскую политику. Английский посол в Константинополе Генри Эллиот, который нам уже известен как подстрекатель турок при подавлении восстания в Болгарии, оправдывал свои действия в письме министру иностранных дел лорду Дерби: «На обвинение, что я слепой сторонник турок, только отвечу, что никогда не руководствовался сентиментальной любовью к ним, а только твердым намерением всеми силами поддерживать интересы Великобритании». Посол в Константинополе Н.П. Игнатьев являлся сторонником мирных решений, но не в ущерб интересам России. Позднее в переписке он отмечал, что хотя его и считали представителем военной партии, Д. Андраши и министр иностранных дел А.М. Горчаков помешали ему решить миром вопросы с Турцией. Во многом русофильство султана и правительства можно также считать результатом деятельной работы посла в столице Турции. Известный дипломат принадлежал к старинной дворянской фамилии. Он родился 17 января 1832 года в семье крупного чиновника П.Н. Игнатьева, который был директором Пажеского корпуса, петербургским генерал-губернатором, а в 70-х годах стал председателем Комитета министров. Николай Игнатьев после окончания Пажеского корпуса в 1849 году поступил в Академию Генерального штаба и закончил ее в 1853 году с большой серебряной медалью, однако уже во время учебы избрал для себя не военную, а дипломатическую карьеру. Он тщательно изучал историю дипломатии, турецкий язык. Как бы объединив два его призвания, в 1856 году молодого офицера назначили военным агентом (атташе) в Лондоне. Здесь он проанализировал историю политики Великобритании и пришел к выводу, что именно эта страна — основной противник России. Игнатьев считал, что, действуя в Средней Азии вплоть до Индии, можно отвлечь внимание Англии от Балкан. Начинающий дипломат и тогда, и позднее был сторонником активной политики Российской империи, способной поддерживать статус России как великой державы. В 1857 году Н.П. Игнатьев в зарубежной поездке посетил Вену, Белград, Афины, Константинополь, Сирию, Палестину, но вскоре был отозван в Россию. Царское правительство активизировало политику в Средней Азии. Игнатьева послали с одной из среднеазиатских экспедиций. Ему предстояло установить контакты с правящими кругами Хивинского и Бухарского ханств. Так как в Хиве договориться о дружбе не удалось, Игнатьев направился в Бухару. Эмир Насрулла, заинтересованный в дружбе с Россией, согласился заключить договор. Он разрешил плавание русских судов по Аму-Дарье и выслал из страны английских агентов. Сведения, доставленные генерал-майором Игнатьевым, послужили хорошей почвой, на которой родилась идея завоевать Среднюю Азию силой. В результате поездки дипломата в Китай (1858—1860) появился Пекинский договор, который определил восточный участок русско-китайской границы в выгодных для России рамках. Российская торговля в Китае получила привилегии. Игнатьева произвели в генерал-адъютанты, в 1861 году он стал директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел России. В 1864 году Игнатьева назначили посланником в Константинополь, а в 1867 году он стал послом. Несмотря на то что осторожный министр иностранных дел А.М. Горчаков предписывал вести консервативную политику в Турции и не торопить ее распад, Игнатьев думал иначе. Зная положение дел на Балканах, дипломат считал Россию центром славянского мира и полагал необходимым освобождение славянских народов, рассчитывая на их поддержку в борьбе против Турции. Проливы Босфор и Дарданеллы имели для России непреходящее стратегическое и экономическое значение. Турция, владея черноморскими проливами, могла пропустить иностранный флот на Черное море, что создавало угрозу побережью России. Игнатьев полагал, что возможно договориться с Турцией о благоприятном режиме проливов, а в случае сопротивления европейских держав даже овладеть Босфором и Дарданеллами. В книге «После Сан-Стефано» он писал: «Господство России в Царьграде, и особенно в проливах, независимость славян в союзе и под покровительством России, по мнению каждого истого патриота, выражает необходимое требование исторического призвания развития России». Но наивно было бы думать, что дипломатом двигало только бескорыстие в отношении славянских народов. Он считал, что необходимо поднимать восстание порабощенных славян и с их помощью добиваться политических целей, среди которых главное — восстановление престижа России и связей с христианами Османской империи, ослабление английского, французского и австрийского влияния на турецкое правительство. Игнатьев считал, что историческая миссия России в собирании славянских земель. Он заявлял: «В видах ограждения будущности России я считаю необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью русского царя, и чтобы отнюдь не допускать усиления влияния никакой другой державы, особенно Австро-Венгрии, на Балканском полуострове». Николай Павлович явился сторонником национальной внешней политики, которая сделала бы Россию уважаемой в мире великой державой. Независимые славянские земли могли обеспечить наступательное движение на юг, а национально-освободительное движение ослабляло Турцию изнутри. Игнатьев также выступал за ослабление союза России с Австрией и Пруссией («союза трех императоров»), заключенного в 1873 году. Исходя из того, что интересы Австро-Венгрии и других европейских держав противоречили интересам России, посол считал неверной тактику коллективных действий и полагал более удобным вести прямые русско-турецкие переговоры. Он недооценивал влияние великих держав и их контроль над действиями Порты. Сторонниками активной национальной политики были также военный министр Д.А. Милютин, председатель Комитета министров П.П. Гагарин, многие дипломаты, генералы, публицисты. Однако стоявший во главе Министерства иностранных дел А.М. Горчаков предпочитал действовать в согласии с европейскими державами, в первую очередь Австро-Венгрией и Германией, чтобы избежать столкновения с враждебной коалицией. Различие двух позиций сказалось вскоре после назначения Игнатьева посланником. Проработав 13 лет в Константинополе, Николай Павлович стал хорошо известен не только среди дипломатов, но и среди жителей столицы Турции. Благодаря знакомствам и созданной агентурной сети посол имел представление о турецкой политике. Он вошел в доверие к султану Абдул-Азизу, установил хорошие отношения с его министрами. Активность Игнатьева, пытавшегося проводить собственную политику, была замечена за границей. Его считали даже достойным преемником А.М. Горчакова. В период восточного кризиса 70-х годов, когда русское правительство выступало за давление на Порту трех императоров — России, Германии и Австро-Венгрии, Игнатьев действовал самостоятельно, рассчитывая на свое влияние. Он понимал, что и Австро-Венгрия, имеющая свои планы в отношении славянских земель, и поддерживающая ее Германия не окажут помощи России на Балканах. Дипломат предложил проект, по которому следовало предоставить независимость Сербии и Черногории, автономию Боснии и Герцеговине. Но Горчаков отверг замысел, и русское правительство продолжало попытки организовать совместные действия с европейскими державами. И в предвоенные годы, и во время войны Игнатьев имел высокий авторитет и среди турок, и особенно среди христианских народов Балкан. В частности, его стараниями отчасти можно объяснить, что болгары, в отличие от прежних войн, от души помогали воинам-освободителям. Но деятельность Игнатьева в Константинополе во многом пошла насмарку из-за иного курса, которого придерживался министр иностранных дел А.М. Горчаков. Престарелый канцлер (1798—1883), соученик А.С. Пушкина по Царскосельскому лицею, был известен проведением твердой политики в Вене, когда шла Крымская война. После войны он явился сторонником политики невмешательства.
В 1863 году Горчаков добился того, что европейские державы был вынуждены отказаться от вмешательства в дела России, когда русские войска подавляли восстание в Польше.
В 1871 году дипломату удалось, используя противоречия между европейскими державами, добиться отмены ограничительных статей Парижского мира 1856 года. Россия вернула право строить корабли и содержать флот на Черном море. Но тем временем Бисмарк объединил разрозненные германские княжества в единую Германию. После прихода в Австро-Венгрии к власти премьер-министра Д. Андраши российской дипломатии приходилось считаться с тем, что два больших германских государства предпочитали действовать совместно. Россия в 1873 году вошла в «союз трех императоров» вместе с Германией и Австро-Венгрией и должна была согласовывать свои действия с союзниками. Когда разгорался конфликт на Балканах, в мае 1876 года императоры России, Австро-Венгрии и Германии после трехдневных переговоров в Берлине министров иностранных дел подписали меморандум, который предполагал сохранение целостности Турецкой империи при облегчении участи христиан. Именно этим во многом следует объяснить ту политику, которую проводил А.М. Горчаков в балканском вопросе, ибо он был вынужден постоянно оглядываться на Германию и Австро-Венгрию. В то же время приходилось принимать во внимание и другие страны. Франция и Италия поддержали Берлинский меморандум.
Однако премьер-министр Великобритании Б. Дизраэли, не желавший усиления влияния России на Балканах, высказался против вмешательства в дела султана. Он предпочитал отвлечь внимание российского императора от продвижения в Средней Азии, вовлекая его в войну с Турцией и Австрией. Британскую эскадру перевели с Мальты в Безикскую бухту вблизи Дарданелл. А 30 мая (12 июня) 1876 года султана Абдул-Азиза, который был готов решить дело миром, свергли с престола. Организованный английским послом Эллиотом государственный переворот привел на престол султана Мурада V, противника России. Мирный исход кризиса стал невозможен, особенно после того как расширились его пределы.
20 июня (1 июля) 1876 года Сербия и Черногория объявили войну Турции. Успехи боснийских повстанцев вселяли надежду, что и сербы, и черногорцы, вступившие в борьбу, добьются победы. В ожидании этой победы или возможной неудачи славянских народов правительства России и Австро-Венгрии 27 июня (8 июля) 1876 года заключили Рейхштадтское соглашение. С русской стороны в нем участвовали Александр II и А.М. Горчаков, с австро-венгерской — Франц-Иосиф и Д. Андраши. Соглашение предусматривало в случае неудачи славянского военного предприятия проведение реформ, предложенных Андраши. В случае победы Сербии следовало увеличить сербскую и черногорскую территорию и выделить часть земель Австро-Венгрии за счет Боснии и Герцеговины; Россия получала Батум и потерянную по Парижскому договору 1856 года часть Бессарабии. При полном развале и вытеснении Турции из Европы предполагали создание автономной или независимой Болгарии, усиление Греции и объявление Константинополя вольным городом. Однако министры иностранных дел России и Австро-Венгрии записали разные тексты мнений о том, каковы должны быть последствия поражения либо победы сербов. В дальнейшем это привело к разночтениям в понимании сторонами содержания соглашения, так как единый документ не был подписан. Вступление в войну Сербии и Черногории изменило ситуацию и в России. Появилась вероятность, что сербские войска добьются победы. Общественное мнение поддержало борьбу братьев-славян с турками. Более 7 тысяч добровольцев выехали в Сербию и Черногорию. Среди них оказалось немало русских офицеров. Сербскую армию возглавил генерал М.Г. Черняев. Русское общественное мнение выступало за помощь единоверцам любыми способами, в том числе и силой оружия.
Военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике 27 июля 876 года: «...У каждого порядочного человека сердце обливается кровью при мысли о событиях на Востоке, презренной политике европейской, об ожидающей нас близкой будущности». Так как роль Дмитрия Алексеевича Милютина (1816—1912) в событиях перед войной и в ее ходе была велика, следует обратиться к его личности. После учебы в московском университетском благородном пансионе юноша пошел служить в гвардейскую артиллерию. В 1835 году молодой офицер поступил сразу в старший класс Императорской военной академии и в 1836 году блестяще окончил его с малой серебряной медалью. Параллельно с военной службой он публиковал переводы и статьи о военном деле. В 1839—1845 годах офицер добровольно служил на Кавказе, где получил боевое крещение. По состоянию здоровья Милютин вернулся в столицу и стал профессором военной академии. Он читал курс военной географии, однако серьезно занимался также вопросами военной истории и военной науки вообще, публиковал исследовательские работы. За труд «Первые опыты военной статистики» ученый получил от Академии наук Демидовскую премию, за пятитомный труд об Итальянском походе А.В. Суворова —вторую. Однако спокойная жизнь не устраивала Милютина.
В 1856 году генерал-майора по его просьбе назначили начальником главного штаба Кавказской армии. Милютин участвовал в боевых действиях и пленении Шамиля. За боевые заслуги его произвели в генерал-лейтенанты, в 1859 году он стал генерал-адъютантом. В 1860 году Милютина назначили товарищем военного министра, а через год и министром.
В 1862 году он представил императору Александру II доклад, в котором предлагал коренные реформы армии с тем, чтобы увеличить ее боеспособность и облегчить бремя расходов. На основе этих предложений в последующие годы шаг за шагом, преодолевая сопротивление высокопоставленных чиновников, военный министр осуществлял преобразования вооруженных сил. Среди важнейших мер известны всеобщая воинская повинность и организация военных округов для управления войсками в мирное время. Именно благодаря этим реформам русская армия стала более пригодной для войны. Однако времени оказалось слишком мало, чтобы подготовить в массе новый высший командный состав. Милютин сочувствовал идее национального освобождения славянских народов и считал, что Россия должна оказать им помощь. Еще 30 июня (12 июля) 1876 года военный министр отметил в дневнике, что сербы после первых надежд на их триумфальный поход начали сдерживать наступление, собирая силы, что в Болгарии турки режут не имеющих оружия местных жителей-христиан. Он писал: «При таком положении дел в Турции, естественно, возникает вопрос: неужели Европа, и особенно Россия, могут продолжать твердо сохранять принцип невмешательства, особенно ввиду явного гласного сочувствия, оказываемого Турции Англией и Венгрией? Любопытно было бы узнать, на чем же остановились союзные императоры после последних свиданий в Эмсе и Рейхенберге...». Вскоре он узнал суть договоренностей — император сообщил ему под секретом о содержании Рейхенбергских (Рейхштадтских) переговоров. В свою очередь военный министр доказал Александру II, что существовавшее мнение о расстроенных российских вооруженных силах неверно, и представил документы, подготовленные Мобилизационным комитетом при Главном штабе. Он заметил, что соблюдение Рейхштадтских соглашений возможно только при условии, если ни одна из европейских держав не будет помогать Турции и ее противникам, что маловероятно при жестокостях, которые турки допускают в отношении безоружного христианского населения. 27 июля (8 августа) 1976 года Милютин записал в дневнике. «..., по моему убеждению, война была бы для нас неизбежным бедствием — потому, что успех и ход войны зависят не от одной только подготовки материальных сил и средств, но столько же от подготовки дипломатической, а с другой стороны — от способности тех лиц, в руках которых будет самое ведение военных действий. К крайнему прискорбию должен сознаться, что в обоих этих отношениях мало имею надежд: дипломатия наша ведется так, что в случае войны неизбежно будем опять одни, без надежных союзников, имея против себя почти всю Европу; а вместе с тем в среде нашего генералитета не вижу ни одной личности, которая внушала бы доверие своими способностями стратегическими и тактическими. У нас подготовлены войска и материальные средства, но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры...» К тому времени уже существовали наметки плана ведения войны против Турции. Так как надежд на мирное решение проблемы не оставалось, Н.П. Игнатьев предложил начать войну летом 1876 года, когда турецкая армия не была готова к боевым действиям, а лучшие ее силы увязли в боях против Сербии и Черногории. Он рекомендовал Генеральному штабу переправить войска через Дунай и решительно наступать на Адрианополь и Константинополь. В дальнейшем Игнатьев с гордостью отмечал, что переправа произошла в том месте, которое он указал год назад. Однако в 1876 году это предложение не было принято. Пока продолжались переговоры, турки усилили свои войска и оснастили их закупленным в США и Англии современным оружием. Отечественная дипломатия отказалась от использования предложенной Игнатьевым политики сохранения вражды между Персией, Турцией и курдами. В результате, когда началась война 1877—1878 годов на Кавказе, курдские формирования присоединились к туркам, заметно пополнив их силы.